«Даптар» пишет, что женщина в современном Северном Кавказе живет в условиях многочисленных мифов, которые ставят ее в условия тотального страха и контроля. Возможности молодых женщин для самореализации достаточно ограничены, изменяются под давлением общества представления о чести, достоинстве и качестве жизни. Исследователи предполагают, что с годами ситуация будет только ухудшаться: об этом, например, свидетельствует растущее число разводов в регионе, что означает непреодолимые сложности в браке.

Об этом и многом другом «Даптар» и поговорил с Ириной Костериной, координатором программы «Гендерная демократия» Фонда имени Генриха Белля в Москве, экспертом в области гендерных отношений.

«Убийства чести» — не традиция

— Ирина, вы в последние два года изучали положение женщин в северокавказском регионе и в прошлом году представили результаты комплексного исследования положения женщин в Чечне, Ингушетии, Кабардино-Балкарии и Дагестане. Как велся сбор данных и какие были сложности при работе на Северном Кавказе?

— Самым сложным оказалось уговорить женщин заполнить анкету, а тем более дать интервью на диктофон. Конечно, мы гарантировали условия анонимности и обеспечивали безопасность. Но многие женщины все равно боялись. Особенно, записи на диктофон. Они думали, что если честно расскажут про насилие, свою сексуальную жизнь или сложные отношения с родственниками, то эти интервью можно будет использовать против них: их могут осудить, поругать или даже убить. Бывали ситуации, когда женщина рассказывала почти сорок минут про свою жизнь, а потом просила все стереть. Мы шли на некоторые дополнительные меры, чтобы успокоить их: например, при анкетировании устанавливали коробки, в которые можно было опустить свою анкету, которая сразу смешивалась с другими. И многие женщины чувствовали облегчение при этом. То есть даже при анонимном заполнении анкет женщине важно было знать, что это максимально безопасно и ее невозможно никак персонифицировать.

— На Севером Кавказе, как считается, условно говоря, «моральные ценности» ставятся чуть ли не превыше человеческой жизни. Позволяют ли итоги исследований яснее представить, что стоит за словосочетанием «моральные ценности» и как эти ценности соотносятся с женским пространством?

— «Моральные ценности» — это очень непростое понятие. О какой именно морали идет речь: светской, религиозной? В какой республике? Даже на Кавказе мораль не всегда связана с этикой ислама. Есть гораздо более общие и широкие представления о некой «чести кавказской женщины»: она должна быть сдержанной, скромно одеваться, слушаться старших и мужчин-родственников, чтобы никто посторонний ничего плохого не мог сказать про нее и, следовательно,тем самым не уронить честь семьи, рода.

Согласно нашим данным, в Чечне получилась самая консервативная картина: требования к морали довольно жесткие, они включают не только поведение, но и дресс-код. В Кабардино-Балкарии — самые светские женщины, а Дагестан оказался самым противоречивым.

Если говорить о каком-то особом поведении кавказских женщин, тут многое очень похоже на другие регионы России. У многих респонденток типичная биография: училась, вышла замуж, муж пил или плохо обращался – контролировал, заставлял много работать, бил – тогда она развелась, встретила другого. Ничего специфического в биографических траекториях не было. Но есть некоторые различия в тех нормах, которые касаются чести и скромности. Женщину, которая поступает «аморально» (или так про нее говорят или думают), могут убить ее мужчины-родственники. Этот ритуал якобы оправдывается местными обычаями. Но убийство вообще запрещено в исламе. Это некая традиционная вещь, которая приписывается местным адатам (нормам, традиционного права), попросту была придумана. Этнографы, с которыми я общалась, подтвердили, что никакой такой традиции нигде не было зафиксировано. Сегодня понятие «моральных ценностей» для этого региона – огромный комплекс предубеждений, который уже достаточно глубоко пророс в культуру, но при этом входит в конфликт с исламскими правилами И например в Чечне, которая претендует на самую моральную и религиозную республику, убийства чести происходят постоянно.

Сохранить семью ценой жизни…

— Получается, можно говорить, что один из самых сильных мифов на Кавказе касается именно семейных ценностей?

— Так сложилось исторически на этих территориях, что местная культура содержит сильные элементы традиционной патриархальной культуры, где женщина больше подвержена как общественному контролю, так и контролю внутри семьи. Но есть и местные традиции — «адаты» (или как такой кодекс называют в Ингушетии «эсдэл»). По большей части, это устные правила, нигде не зафиксированные, и поэтому никто точно не знает, как должно быть на самом деле, но при решении как бытовых, так и нравственных вопросов, люди обращаются к этому кодексу.

Сейчас появилась тенденция все списывать на адаты, как носители глубокой исторической традиции. Но опять же, если смотреть по этнографическим источникам, то можно понять, что женщины никогда не чувствовали себя так несвободно, как сейчас. Как социолог, могу это связать с тем, что в той же Чечне, после распада СССР и двух войн, нужно было населению опираться на какие-то правила и выстраивать жизнь заново. И люди решили, что они сами изобретут себе правила, которые уже забыли к этому времени. Например, после развода дети остаются в семье отца, а женщина должна уйти. Поскольку многие браки религиозные (то есть нет штампа в паспорте), то оспаривать это через суд невозможно. С точки зрения закона, такого брака не существует. Есть попытки решать это по правилам шариата, но часто все решается в итоге силой клана: если у женщины сильный клан, то есть шансы, что ей отдадут ребенка. Или другой пример: после замужества многие женщины приходят жить в семью мужа и жить со свекровью и другими родственниками. Она приходит в дом мужа в 19 лет и у нее там нет никаких прав. Ее воспринимают только как служанку.

Некоторые интервью с респондентками читаются как истории из средневековья: молодая женщина встает в пять утра, поит коров, готовит всей семье родственником мужа завтрак, ведет детей в школу, готовит обед, моет посуду, при этом, пока старшее поколение семьи ест - она стоит и не может сесть. Потом она моет обувь всех и ложится спать последней. При этом согласно исследованию, чаще главным тираном в семье является не муж, а свекровь. Мужчина не может вступиться за жену, а оправдывает это тем, что уважает решение и слово своей матери. Хотя довольно много и случаев, когда муж сам бьет жену. Сейчас в молодом поколении на Кавказе огромное количество разводов. Я была на собрании Духовного управления мусульман в Чечне, которое созывалось по теме семейных конфликтов. Но фактически там не предлагали решения конфликтов, просто говорили о том, что надо сохранить семью, нельзя разводиться. А женщин при этом продолжают и бить, и унижать.

Патриархальные ценности и молодежь

— Влияет ли закрытость региона на самоощущение женщин? Возможно ли такое, что если бы они были более мобильны, могли чаще выезжать за рубеж или получать качественное образование, то такого бы просто не было?

— Горизонт жизненных возможностей у женщин действительно получается очень ограниченным. Никто не видит никакой другой жизни, кроме той, что есть в республике. И еще есть телевизор, где показывают турецкие сериалы про красивую жизнь. С другой стороны, даже если женщина может выезжать куда-то и видеть, что там все иначе, то как-то перенести этот опыт к себе домой и пытаться жить, скажем, “по-европейски”, невозможно. Никто не позволит: до замужества ее контролируют отец и брат, которые проверяют все досконально, куда и зачем она ходит, с кем общается в соц.сетях, а после замужества – муж. Находясь в Чечне, я поражалась, когда видела, что 40-летним незамужним женщинам, моим коллегам, через каждые 20 минут звонят братья и спрашивают, что они делают, с кем они и где они.

Когда нет хороших и всем понятных правил, молодые девушки ищут защиты и ответов у религии

— Это и есть классический патриархат? 

— Нет. Так может показаться, но на самом деле это некая его форма. Если говорить об экономическом положении женщин, то многие зарабатывают больше своих мужей. Но никто с этим не считается – деньги давай, а обувь все равно иди всем и вымой. В период советской модернизации получилось, что женщина стала экономически свободной, сравнялась с мужчиной. Но все остальные сферы это не затронуло. Кроме этого, даже если женщина уважаемый специалист, все равно это мало влияет на отношение мужчин к ней. Причем, стоит отметить, что явно это выражено у молодого поколения, 20-30-летних, а те, кто постарше, более свободны. Но у нас в интервью есть и примеры, когда и очень взрослые женщины рассказывали, что отпрашиваются у мужа, когда идут куда-то вечером. Я спрашивала у них, насколько это комфортно, но все ответили, что привыкли и никакого протеста это у них не вызывает. В Дагестане и Кабардино-Балкарии такого меньше. В Кабардино-Балкарии, кстати, много было анкет, из которых становилось ясно, что все важные решения принимала в семье женщина, и финансами распоряжается она. А муж просто зарабатывает, иногда намного меньше, чем жена.

— Можно ли тогда сказать, что именно молодое поколение ищет защиту в традиционных ценностях?

—Да, как я говорила, в ситуации, когда нет хороших и всем понятных правил, молодые девушки, например, ищут защиты и ответов у религии. Часто даже против воли родителей «закрываются» - надевают хиджаб. Или девушки против воли старших идут получать религиозное образование. Это их личный выбор. В религии они ищут опору, ту систему координат, на которую нужно опираться. Потому как на всем Северном Кавказе творится много несправедливости, они видят, что закон их не защищает, постоянная идет борьба между кланами и жизнь по принципу «кто сильнее – тот и прав». И им кажется, что спасение можно найти только в религии. И тогда будет защитником Аллах, а если и случится какая-то несправедливость, то на это “воля Аллаха”.

Домашнее насилие на Кавказе

– О домашнем насилии, как понятно из отчета, говорили респонденты из Ингушетии. А остальные республики?

– Самый высокий процент пострадавших от домашнего насилия в Чечне. Там больше всего случаев, когда или женщины подвергались контролю, принуждению, побоям или изнасилованиям  сами, или знают про такие случаи (знают про родственниц, подруг). В остальных республиках немного ниже. Но что касается именно открытости и готовности рассказать, то действительно, отвечали чаще всех в Ингушетии. Вот в Кабардино-Балкарии боялись про это говорить – считали, что обсуждать это неприлично и стыдно.

— Официальной статистики по домашнему насилию в России нет, озвучивалась некая цифра, но она не подкреплена никакими источниками. А по Северному Кавказе есть какие-то данные?

— Статистики очень мало, это большая беда. Уже около десяти лет постоянно озвучивается цифра от МВД, но она взята из воздуха. Центры защиты женщин «Анна» и кризисный центр для женщин в Санкт-Петербурге пытаются собрать статистику по стране по крупицам, но общей картины она не отображает. В России нет и закона о домашнем насилии, и механизмов защиты жертв. Даже если на мужчину заведут дело из-за побоев и потом закроют его «за недостатком улик», которые и не очень-то хочет собирать полиция, то куда он потом вернется? В ту же квартиру. К этой же женщине. И она дальше будет терпеть побои. Она боится, что никакого наказания не будет и насильник вернется к ней. На Северном Кавказе такая же картина. Например, заявили, что в Чечне «нет убийства чести». И все. Словно приказом сверху можно решить проблему! Это только привело к тому, что стало невозможно возбудить уголовное дело, а сами случаи выдаются за самоубийства или несчастные случаи. Но странно думать, что они могли прекратиться и в самом деле.

Атмосфера страха и безысходности растет

— Можно ли сейчас представить, что на нынешнюю ситуацию можно повлиять, как-то изменить положение женщины в обществе и помочь преодолеть все эти проблемы?

— Мало людей, которые могут с этим работать и объяснять людям, что мифы и заблуждения, в которых они живут, опасны. Что бы это объяснять, нужно обладать какой-то компетенцией и знанием, а многие люди являются сами жертвами предрассудков. Была история, когда молодую девушку хотели убить – считали, что она опозорила семью. Мать решила спасти ее и позвала имама, а пришел имам и сказал: “Ее надо убить”. Несмотря на все запреты, которые прописаны в Коране. То есть, получается, что имам не знает Коран? Или не хочет его знать? Сейчас такую работу ведут и общественные женские организации: сначала они работают с женщинами, объясняют, что есть законы, есть возможности защитить себя. Постепенно некоторым женщинам, которые приходят на тренинги, помогают получить уверенность в том, что они могут говорить о своих проблемах. Но это долгая работа с ценностями и установками. При этом, например, в школе начать такую практику сложнее — там некоторые учителя сами считают, что «убийство чести», это правильно. И они говорят это на уроках!

— Но при этом все громкие истории об убийстве Марем Алиевой или свадьбе 17-летней Хеды Гойлабиевой обсуждаются? Это как-то влияет на настроения в социуме?

— После свадьбы Гойлабиевой многие просто потеряли почву под ногами. Это практически обесценивает все правила, которые могли быть установлены: если у тебя есть власть и нужные связи, то можешь брать девочек в жены, в нарушение законов РФ, насиловать и ничего не будет. Но работает это в обратную сторону - все очень сильно напуганы. Атмосфера страха и безысходности после таких историй растет.

— Если это будет продолжаться и далее, то к чему может привести?

— Могу предположить, что если это будет накапливаться годами, то возможен и социальный взрыв, который все снесет. Усиление религиозного фундаментализма, уход в подполье и прочее. Работать сложно и все боятся. Поэтому важно сейчас искать союзников, с кем можно вместе делать образовательные программы, давать людям базовые экономические и социальные навыки, помогать найти работу. Здесь важно сотрудничать и с религиозными лидерами, и с местной администрацией, с журналистами, с общественными организациями, проводить тренинги по лидерству и обсуждению жизненных стратегий. Особенно, это важно для девочек, которые еще учатся в школах.

Ксения Бабич