Конфликты, связанные с самоопределением, были тщательно изучены. Пример тому большое количество различных по охвату и содержанию работ. Не уступает им и щекотливая тема значимости «народа». Ученые также исследовали тонкий вопрос, допустимости расколов, ссылаясь на «ремедиальное отделение», в исключительных случаях. Однако, как решить вопрос с де-факто государствами — самым пресловутым исходом этих сепаратистских конфликтов на Южном Кавказе?

За некоторыми исключениями, вопрос о том, каким образом де-факто государства должны быть рассмотрены, не был учтен. Отсутствие видения для разрешения конфликтов в регионе заключается в недостатке знаний по этому вопросу. Абхазия, Нагорный Карабах и Южная Осетия с огромной внешней поддержкой успешно воспротивились реинтеграции со своими материнскими государствами. Это не временная аномалия: они игнорируют прогнозы о воссоединении и отрицают возможность спокойно принимать условия материнских государств. Они непоколебимо намерены остаться.

К сожалению, представители политической и академической элиты не желают признать этот факт. Ужасная дихотомия либо дипломатического признания, либо вообще никаких отношений, что порой равносильно изоляции, вряд ли способствует смягчению конфликта.

На самом деле, признание ничего не решает. Дипломатическое признание Россией в 2008 году независимости Абхазии и Южной Осетии лишило их последних побуждений участвовать в предметных дискуссиях по будущему разделению власти. И все же это не прошло бесследно для суверенитета: Россия подписала с ними договоры о союзе и стратегическом партнерстве, тем самым постепенно интегрируя местную полицию под российское управление. Похоже, это лишь один из многих показателей того, что Абхазия и Южная Осетия попадают в руки России, не в последнюю очередь из-за отсутствия альтернативных сценариев развития.

Точно так же сложно представить, как частичное признание Нагорного Карабаха может разрубить этот Гордиев узел. Власти Степанакерта открыто признают, что такой сценарий не принесет никакой дополнительной пользы для них. Следовательно, неясно, какие выгоды эти субъекты получат от признания, если от них не откажутся их материнские государства. Что является довольно маловероятным сценарием, учитывая пример Косово.

Мы должны отказаться от ошибочного представления, что эта плеяда — субъекты, выигравшие первый раунд войны, но неспособные эффективно воспользоваться своей независимостью из-за изоляции от материнских государств, — в долгосрочной перспективе статична. Военная эскалация на «линии соприкосновения» в Нагорном Карабахе в апреле 2016 года доказала, насколько неустойчивыми являются такие воображаемые плеяды.

Как ни парадоксально, но конфликты по спорным территориям, особенно в Грузии, не блокируют внутреннее развитие. Наоборот, территориальное расчленение страны в долгосрочной перспективе способствует укреплению стабильности в стране. Таким образом, она увеличила свой институциональный потенциал и даже освободила пространство для прямой интеграции с ЕС в рамках Соглашения об ассоциации. В одном из протоколов документа лишь оговаривает, что это слияние не будет касаться Абхазии и Южной Осетии. Только решение Совета ассоциации теоретически могло бы включить их в соглашение. Кроме того, грузинское законодательство ясно дало понять, что Абхазия и Южная Осетия остаются в явной политической и экономической изоляции.

Из этого следует интересный вопрос: почему бы правительству Грузии не изменить статус-кво в отношении Абхазии и Южной Осетии? Почему бы Тбилиси не изменить свою риторику и отказаться от официальной позиции, согласно которой правительства де-факто государств являются марионетками, финансируемыми Кремлем, совершенно лишенными какой бы то ни было независимости? В этой плеяде маловероятно, что правительства материнских государств согласятся на что-либо помимо гарантии прав человека и скромной формы территориально-культурной автономии. Таким образом, спустя более чем два десятилетия после войн, в регионе остается сомнительным вопрос о том, в какой степени правительства материнских государств действительно серьезно относятся к объединению и чем готовы пожертвовать для этой цели.

А тем временем сотни тысяч людей живут в де-факто странах на Южном Кавказе. Эти люди хотят работать и путешествовать, они хотят учиться, узнавать людей из признанных государств. Неопределенность статуса территорий, в которых они проживают, была разрушительной. Из-за отсутствия международного участия стало невозможным получение займов, в которых они остро нуждаются для восстановления разрушенной войной инфраструктуры. Даже если демократические выборы происходят в условиях относительной конкуренции, представители этнических меньшинств подвергаются дискриминации, и эта общая ситуация способствует повышению роли патронажных государств, таких как Россия.

Поскольку частичное признание, а также изоляция не привели к какому-либо существенному прогрессу, стоит начать оспаривать ложные дихотомии. Похоже, что разумная политика взаимодействия ЕС по отношению к этим структурам, которая должна быть не только признанием, но и отсутствием каких-либо условий, может придать новый импульс трансформации конфликта в регионе.

Стоит начать думать о том, как обеспечить мобильность абхазским студентам и вовлечь их в финансируемые ЕС академические программы, такие как Erasmus, что вследствие повлечет за собой признание дипломов. Точно так же они могли бы начать путешествовать по собственным паспортам, как это регулярно делают граждане Северного Кипра в различных государствах ЕС? Или, наоборот, в более обширном смысле: можно изучить возможности «приватизации дипломатических отношений», как это сделали Соединенные Штаты с Американским институтом на Тайване, который номинально работая в качестве НПО, но эффективно функционирует как официальное представительство Вашингтона в Тайбэе. Стоит задуматься, в какой степени они могут служить примером для возможного представительства ЕС в Сухуми/е.

Даже если все три государства Южного Кавказа, а также де-факто территории будут иметь совершенно разные ожидания и интересы, которые должны быть по-разному рассмотрены, европейская перспектива по-прежнему является вариантом политической диверсификации, учитывая отсутствие других привлекательных сценариев развития. Следовательно, академической и политической элите необходимо будет снабжать ЕС инновационными идеями по поиску взаимодействия, чтобы сохранить живое видение урегулирования конфликта в регионе, хотя и довольно долгосрочное.

Все географические названия и термины, используемые в данной статье, являются словами автора, и не обязательно отражают точку зрения редакции OC Media.