Корреспонденты OC Media Изми Агаев из Азербайджана и Ани Аветисян из Армении делятся личными впечатлениями по поводу годовщины начала Второй войны в Нагорном Карабахе.
Изми Агаев: горькие плоды победы
Год назад народ Азербайджана, в том числе и я, узнал о самой крупной эскалации в отношениях между Арменией и Азербайджаном почти за 30 лет. Чуть позже наименование этой «эскалации» будет обновлено — «Вторая война в Нагорном Карабахе». Она продолжалась 44 дня и закончилась трагедией для тысяч людей с обеих сторон.
Могут ли люди выбирать войну? Трудно даже предположить, смогут ли люди, потерявшие близких или встречающие выживших, но безвозвратно изменившихся ветеранов, ответить на этот вопрос утвердительно.
Сложно сказать, сможет ли каждый азербайджанец по отдельности твёрдо ответить, хочет ли он, чтобы конфликт урегулировали таким насильственным и абсолютно бесчеловечным образом. Если, конечно, они не находятся в вихре массовой националистической эйфории, которую в период войны мы могли наблюдать почти по всему Азербайджану.
Для многих это война «других людей», особенно для тех, кто громче всех высказался в её пользу. Но тех других людей, которым пришлось нести бремя эйфории, мы потеряли. Только в июне восемь ветеранов войны в Азербайджане покончили жизнь самоубийством от того, что они чувствовали и видели на фронте.
Как такое могло произойти?
Когда конфликт вспыхнул, многие были шокированы и даже не осознавали происходящее. Этого следовало ожидать. На протяжении почти трёх десятилетий безуспешная дипломатия, в основном скрытая от глаз армянской и азербайджанской общественности, продолжала прилагать усилия, и война должна была оказаться лишь последним средством.
Но на протяжении многих лет неудачи дипломатии выступали не только как бесплодная внешняя политика, но и как яд внутри самой страны.
Травма от поражения в Первой войне в Нагорном Карабахе стала частью их национальной идентичности как азербайджанцев, и козырем, который руководство страны могло достать из рукава, что оно и сделало. Эта травма, её использование и злоупотребления не оставили места для какого-либо другого положения в азербайджанском обществе, кроме национализма и милитаризма — любой, кто верил во что-либо иное, был просто «предателем».
Именно поэтому в условиях усиливающегося социально-экономического кризиса, усугубившегося в результате пандемии, война принесла с собой оживление и фантазии. Вопрос о том, как может протекать жизнь после войны, открыл двери для представления смутного, но лучшего будущего — то, что выведет азербайджанское общество из состояния застоя.
Но всё существует в реальности, и все фантазии должны быть низведены на землю. Новые территории означали новые деньги, необходимые для реконструкции, и идея буквальной «цены» победы теперь бросает тень на Азербайджан. Мы уже видим её проявление.
В последние месяцы, из-за резкого возрастания числа инвалидов вследствие войны, 7000 людям, которые ранее получали пособия по нетрудоспособности, были урезаны льготы потому, что они якобы лгали о нетрудоспособности.
По мере того, как цена восстановления территорий, завоёванных войной, взлетает, подобное будет происходить ещё чаще.
Война в умах многих азербайджанцев нормализовала насилие как метод разрешения споров и возвела господство в ранг добродетели. И, несмотря на призывы к миру с одной стороны, с другой президент Ильхам Алиев воюет и призывает к новым конфликтам, на этот раз на территориях внутри Республики Армения, которые, как он заявляет, должны быть «возвращены» в Азербайджан.
Подобный мужской шовинизм в первую очередь отражается на личной жизнь людей. Число случаев убийства женщин и насилия в семье, которые и так слишком распространены в Азербайджане, только увеличилось, ровно как и число случаев насилия на почве гомофобии на членов квир-сообщества.
В то же время азербайджанцы, вынужденные покинуть свои дома в ходе Первой войны в Нагорном Карабахе, оказались практически в таком же материальном положении, как и прежде. Никто ещё не вернулся домой, и они не знают, вернутся ли вовсе.
Да, на данный момент война окончена. Как когда-то была и Первая война в Нагорном Карабахе...
Не достаточно ли жизней было потеряно в этой первой кошмарной войне? Нужно ли было отправлять на смерть ещё 7000 человек?
Что ещё хуже, так это то, что если не будет извлечено никаких уроков, если бесконечные конфликты будут оставаться инструментом для сильных, то двух войн может быть недостаточно и мы потеряем ещё больше жизней.
Но даже когда я размышляю о таких мрачных вещах, я нахожу утешение в том, что мудрость простых людей может одержать верх. В азербайджанском языке есть пословица, которую, я надеюсь, люди ещё помнят: «Близкий сосед лучше дальнего родственника».
Ани Аветисян: поколение войны
Всего неделю назад прошёл праздничный концерт по случаю 30-летия независимости Армении. Этим концертом почтили память 4000 людей, у которых больше никогда не будет возможности побывать на концерте.
Жизнь продолжается, как говорят.
Но если вы побеседуете с армянином, вероятность того, что он скажет, что чувствует, будто жизнь остановилась и отказывается идти дальше, очень высока. Я одна из этих армян. Жизнь застыла 27 сентября, и теперь кажется, что бы ни произошло, ничего не изменится.
Мы должны были называться «поколением независимости».
Я родилась после окончания первой войны, когда страна обретала экономическую и социальную стабильность и когда ни у одной стороны не получилось «разрешить конфликт». Правительству Левона Тер-Петросяна и его коллегам из Азербайджана тогда не удалось достичь мира. Каждый год с тех пор, как я родилась, каждому новому руководству и лидеру не удавалось достичь мира. Вместо этого, всё, что моё поколение получило — это 30 лет «относительного мира» и, под конец, войну.
Во время войны многие считали, что самый тяжёлый период для Армении настанет, когда она закончится. В «победу» Армении почти никто не верил, основные вопросы касались масштабов потерь, как территориальных, так и человеческих.
Мы, поколение, которое было вынуждено похоронить некоторых из своих самых блестящих людей, превратились в «поколение войны», и мы также осознали, что никогда полностью не понимали, что такое настоящая независимость.
Несмотря на это, какими бы болезненными и трагичными не были последствия войны, это был не самый худший сценарий, по крайней мере, для некоторых людей. А когда война закончилась, Армении пришлось выдержать новые испытания. Страна балансировала на грани. Если общество поверило бы обещаниям националистов и приверженцев старого режима, то страна вполне могла скатиться к военной диктатуре, спровоцировать новую эскалацию или разразиться гражданской войной.
Но Армения сделала другой выбор. Путь, который выбрала страна, может привести к медленной потере суверенитета или безопасности, но страна не выбрала возвращение в прошлое.
Даже если кажется, что этот новый путь медленно возвращает нас в прошлое.
Сегодня правительство Армении очень осторожно подбирает риторику, когда разговаривает с Азербайджаном и Турцией, и подбирает слова, чтобы случайно не сказать что-нибудь, что они хотели бы услышать. Никол Пашинян больше не осмелится сказать: «Арцах (Нагорный Карабах) — это Армения». Более того, после окончания войны он больше не осмеливается ступить ногой в Нагорный Карабах.
Но внешне направленная осторожность его правительства приравнивается к безрассудству по отношению к общению с армянской обществом — от «подтверждения» того, что группа военнопленных возвращалась домой, когда в Ереване приземлился пустой самолет, до заместителя спикера парламента, который призвал родителей военнопленных прекратить обращаться с жалобами в правительство, а вместо этого попросить Азербайджан вернуть их, поскольку «не Армения держит их в плену».
Это безрассудство распространяется не только на темы, относящиеся к войне. Когда критикуют правительство, у него на всё один ответ: «люди голосовали за это правительство», и что нужно просто смириться и разобраться с этим.
Такое отношение теперь распространилось и на правоохранительные органы. Полиция Армении никогда не была столь жестокой после революции 2018 года, и будь то протестующие политические оппоненты Пашиняна или просто жители района, которые не хотят, чтобы высотка заменила парк, они встречаются с полицейской дубинкой.
Свобода прессы тоже пострадала. Благодаря недавно принятым поправкам к Уголовному кодексу Армении, даже злой комментарий в адрес Никола Пашиняна в Facebook, сочли уголовным преступлением.
Между тем, по мере того, как с трудом достигнутые в 2018 году успехи улетучиваются, олигархи с остроумными прозвищами вернулись в парламент. Кумовство подняло свою уродливую голову. Пашинян, когда-то «человек из народа», критиковавший вездесущие портреты своего свергнутого предшественника, теперь беспрерывно смотрит сверху вниз из государственных учреждений по всей стране.
Больно всё это видеть. Но, несмотря на всё сказанное, в те моменты, когда я забываю о политике и людях, вовлечённых в неё, всё же есть один момент, дающий мне надежду.
Накануне выборов этой весной в центре Еревана собрались десятки тысяч человек. Это были митинги политиков от разных партий, яростно ненавидящих друг друга, с участниками, которые, наверное, тоже ненавидели друг друга. И, тем не менее, между ними столкновений не было. На этом фоне драки, которые теперь должно быть стали обычным явлением в парламенте, смотрятся ещё хуже.
Может быть, это значит, что мы сможем двигаться дальше. Но это непросто.
Мне никогда не доводилось слышать звуки обстрела. Не знаю, каково это, когда вблизи меня взрывается снаряд. Однако года не хватило даже мне, наверное, одной из «самых удачливых», чья семья почти не пострадала, чтобы суметь хоть раз выспаться. Я всё ещё плачу посреди ночи, думая о потерянных близких и боясь позже потерять других.
Для удобства читателей редакция предпочитает не использовать такие термины, как «де-факто», «непризнанные» или «частично признанные» при описании политических институтов и должностей в Абхазии, Нагорном Карабахе и Южной Осетии. Это не отражает позиции редакции по их статусу.