Многие семьи в Чечне рассказывают о молодых родственниках мужского пола, которые либо пропали без вести, либо содержатся под стражей, предполагая, что такие случаи не являются редкостью.

«Вы не думайте, я его не оправдываю, если виноват, пусть судят и сажают, но мне даже не говорят, где он!» — говорит чеченка Амалия (имя изменено). Ее племянник исчез много месяцев назад, и до сих пор нет сведений о его местонахождении. Женщина убеждена, что юноша находится в Чечне, у силовиков.

«У меня три племянника. Старший пропал. Я их ращу с малолетства, мой брат инвалид, рано овдовел. Я воспитывала одна, дала им образование».

«Правда, у нас нет работы. Потому что власти распределяют ресурсы между своими родственниками, трудоустройство по принципу кумовства. В результате должности получают люди без образования».

«Если начинаешь что-то требовать по закону, ночью приезжают кадыровцы с автоматами и забирают наших ребят. У нас тут нет законов. Поэтому мы боимся говорить вслух, хотим, чтобы хоть оставшиеся жили нормально» — монолог Амалии прерывается рыданиями.

Амалия обратилась ко мне с просьбой написать о пропаже юноши, но потом испугалась и передумала. Продолжила поиски негласно, через знакомых, пыталась даже дать местным силовикам в городском РОВД деньги в обмен на какую-то информацию о племяннике, но все тщетно.

Она говорит, что заявление в полицию об исчезновении человека у нее не принимают, и это она считает верным признаком, что он «у них».

«Несколько раз он выезжал из Чечни на заработки, но всегда быстро возвращался, говорил, что скучает по семье, по мне, по своей сестре, по племянникам. А сейчас его нет, так долго. Он точно в республике! Ведь у него нет загранпаспорта, а его российский паспорт находится у меня. Будь он на свободе, он бы дал о себе знать».

«Я слышала, что у нас в Чечне есть подземные тюрьмы, без окон и дверей, возможно он в одной из них. Если бы я знала, что он жив, что сидит в тюрьме, я была бы спокойна. Только бы узнать, где он! Ведь мы в составе России, почему его не ищут, или же не судят по российским законам?»

Родные пропавших или обвиненных в терроризме (зачастую, по сфабрикованным делам) боятся обращаться к правозащитникам, нанимать адвокатов, писать об этом в соцсетях, звонить журналистам и называть свои имена.

«Сотрудники», как называют здесь представителей силовых структур, пугают, что это усугубит участь их близких — как тех, что за решеткой, так и тех, кто на свободе.

Тем не менее, некоторые рвут цепь молчания и со страхом и слезами оставляют сообщения и пишут журналистам. Они ищут если не спасения, то, хотя бы, сочувствия.

Амалия утверждает, что обращалась в правозащитное общество «Мемориал», но там развели руками, ведь сейчас в Чечне судят сотрудника этой организации, обвиняя в хранении наркотиков. Коллеги и знакомые понимают, что обвинение и процесс абсурдны, но не могут помочь.

[Читайте на OC Media: Главе чеченского «Мемориала» снова отказано в правосудии]

Амалия и во второй раз попросит меня написать статью о своей беде, и вновь остановит меня. В борьбе отчаяния и страха вновь побеждает страх. Моя собеседница берет с меня слово, что ее рассказ будет анонимным.

«Даже за рубежом вы не можете чувствовать себя в безопасности»

Мадина и Ибрагим (имена изменены) в начале двухтысячных уехали из Грозного от войны и разрухи. Их единственный сын вырос в спокойной Литве, был их гордостью, отличником в школе и колледже. В июне он решил поехать в Чечню, чтобы встретиться с девушкой, подругой по переписке, первой любовью.

Семье объявил, что едет свататься, но спустя всего неделю после приезда на историческую родину он был арестован и обвинен в подготовке вооруженного нападения на военных Росгвардии.

Родители через вторые руки узнали, что их сын находится в СИЗО, а поводом для обвинения послужил репост в Интернете сообщения о нападении на чеченских силовиков. Невеста после описанных событий исчезла.

Другая чеченская женщина вспоминает похожую историю о родственнике, который проживал в Австрии и оказался в руках силовиков в результате подобной «лав стори». Девушка из соцсети напросилась в друзья, потом на разговор по скайпу, призналась в симпатии, спустя месяц предложила продолжить общение в Чечне.

«Его задержали в аэропорту — сказали, что он приехал вербовать боевиков в Сирию! Не думаю, что его знания о Сирии простирались дальше дискуссий в сети. Наверное, лайкнул что-то не то», — говорит женщина.

Крамольные «лайки»

Муса Ломаев бежал в Европу тринадцать лет назад, собирает информацию о преступлениях чеченских властей против базовых прав человека. Он подтверждает, что существует практика подсылать девушек-агенток не только к оппозиционерам, но и к простым простым блогерам.

«Мне известны случаи, когда выманивают человека, который скрывается, в том числе, на территории Чечни. При помощи подставных, и даже настоящих "невест" его могут выследить. Даже опытных боевиков таким образом ловили».

«Также при помощи завербованных девушек узнают, кто прячется в сети за никами и анонимными юзерпиками критиков Кадырова. Даже меня так пытались вычислить».

«Сейчас "крамольными" считаются не только ругательные тексты и комментарии, но и лайки, и перепосты, и даже сама подписка на определенных блогеров».

«Цель — наказать за сопротивление власти, за оппозицию власти, сделать это максимально чувствительно и больно».

«Кадыров сам говорит, что каждый, кто хоть слово скажет против власти, будет отвечать. То же самое говорит Абузайд Висмурадов, (командир чеченского СОБР [Специальный отряд быстрого реагирования], известный по прозвищу Патриот), обещает, что до всех доберутся. Магомед Даудов, спикер чеченского парламента, позывной Лорд, грозится, "от нас не скроешься"».

«Это говорит о том, что любая критика, даже маломальская — карается. Если кто-то решил, что за вымышленным именем он скроется и будет спокойно жить, он глубоко ошибается».

Ломаев говорит, что, как только власти узнают имена идеологических оппонентов, полицейские могут прийти с этим к их родственникам, оставшимся в Чечне, и сказать: «Ваш сын, или племянник, живет в Германии, или Франции.  Поливает грязью главу республики. Ваша семья что, недовольна нашим правительством?»

«После такого визита чеченцы сами позвонят родичу в Европу и очень постараются отбить у него желание критиковать».

Ломаев говорит, что в Чечне многие живут в страхе.

«Если даже перед ними их ребенка убьют, они ничего не скажут, будут молча ждать, отдадут ли им тело. До такого предела сегодня доведен чеченский народ в Чечне”.

Камень тишины

Еще одна причина молчать для семей обвиняемых — им обещают мягкие или условные приговоры. Недавнее громкое осуждение четырнадцати жителей Курчалоевского района Чечни за создание незаконного вооруженного формирования пролило свет на эту схему.

Полтора года следствия, молниеносный суд и молчание семей подсудимых. Почему они заговорили сейчас, пусть и анонимно? Власть не выполнила свою часть сделки. Вместо маленьких сроков их родные получили по 9–10 лет тюрьмы за преступление, которого не было — им инкриминировалась только подготовка нападения на силовиков.

Кто-то из стоящих у суда в ожидании приговора снял реакцию близких: плач женщин, возмущения, крики. Ролик попал в группы мессенджеров с чеченской аудиторией и вызвал всплеск нового глухого отчаяния.

[Читайте на OC Media: «Четырнадцать мужчин секретно приговорены за «терроризм» в Чечне»]

Те, кто по-прежнему молчат о своих близких, фигурантах новых дел, убедились, что тишина не приносит бонусов, а только играет на руку полиции, прокурорам, судьям.

Потому чеченские официальные лица так активно пытаются замять этот шум, объявить видео с площади перед судом «вбросом», а сделавшего его человека — неизвестным провокатором.

Министр Чечни по национальной политике Джамбулат Умаров лично убеждал чеченцев в том, что ролик не правдив, а телекомпания Грозный ТВ обошла троих из братьев осужденных и те лично подтвердили вину своих родственников в терроризме на камеру.

WhatsApp как остров свободы

Чеченские группы в месенджере WhatsApp остаются единственным неподконтрольным властям средством массовой коммуникации. Тем более, что часть из них объединяет чеченцев, проживающих за границей.

Резонансные сообщения или видео из сети молниеносно разлетаются и собирают десятки тысяч просмотров. Эта волна достигает и прессы, и самих властей.

В таких случаях первые расследуют и связываются с источником, а вторые готовят сразу две реакции — официальные объяснения и поиск авторов роликов. Известны ситуации, когда критикам чеченской власти после своих сообщений и постов приходилось извиняться на камеру перед главой Чечни.

[Читайте на OC Media: «Публичные извинения как новый политический тренд на Северном Кавказе»]

После вышеупомянутого приговора курчалоевцам, в мессенджере появился призыв выйти на митинг в центре Грозного, чтобы выразить протест против внесудебных расправ, сфабрикованных дел, незаконных приговоров.

Люди пришли, и немало, как передали с места событий. Тем не менее, мероприятию не суждено было состояться — центр города плотно патрулировали военные Росгвардии, они пресекали попытки людей собраться вместе.

Так себе альтернатива

По признанию правозащитного центра «Мемориал», протест, который невозможно выразить на площадях, уходит в подполье и берет в руки оружие. Чечня — не исключение. В ней протест не только существенно радикализируется, но и молодеет. 20 августа  было организовано нападение на посты дорожно-патрульной службы, в котором погиб один полицейский и нападавшие. Старшему из нападавших было 18 лет, младшему — 11.

Чеченские власти очень любят украшать города, центры которых по вечерам светятся тысячами лампочек. Мечети, парки, цветники — все сияет и переливается, как елочная гирлянда. В Грозный возят туристов, чтобы удивить и впечатлить — пока между пустых сияющих небоскребов ходят чеченцы, скованные страхом.