Прошло уже тридцать лет со дня разрушительного землетрясения на севере Армении, в котором погибло 25 тысяч человек. Город Спитак вблизи от эпицентра был полностью разрушен, но для многих из выживших жизнь все еще остается борьбой.

Сила землетрясения в его эпицентре, селе Налбанд Спитакского района, составила 9 баллов по 12-балльной шкале MSK-64 (магнитуда 6,8 по шкале Рихтера). Спитак был полностью разрушен, и из его населения в 18 400 человек почти 4000 жителей остались под обломками.

Сегодня, недалеко от благоустроенного центра города, все еще стоят кварталы временного аварийного жилья, построенного немцами и итальянцами в 1989 году и изначально предназначенные  для пятилетнего проживания.

Андрей Гукасян — губернатор региона Лори, в который входит Спитак, — говорит, что проблемы с предоставлением постоянного жилья этим семьям «могут быть решены через 2–3 года, по мере расширения возможностей государства».

Он сказал OC Media, что правительство серьезно занимается этим вопросом — 22 ноября правительство Армении одобрило проект закона для обеспечения государственной поддержки для семей, перемещенных из-за стихийных бедствий.

Планируется выделить 460 млн. драмов  (950 тысяч долларов США) для решения жилищных проблем семей, перемещенных из-за стихийных бедствий.

Тем не менее, многие из 420 семей, которые продолжают жить в итальянских и немецких кварталах Спитака, уже давно потеряли надежду, что наступит день, когда у них появится нормальное жилье.

[Читайте на OC Media: Две стороны Гюмри]

Земфира Погосян, 62 года, Немецкий квартал

«Немецкий квартал находится в четырех километрах от города Спитака. В этом квартале нет магазинов, нет детского сада, нет школы, нет транспорта. Население этого квартала передвигается пешком», — говорит 62-летняя Земфира Погосян, которая живет там.

«После землетрясения некоторое время мы жили в деревне, в маленьком домике. В 1995 году нам предоставили этот домик, построенный немцами, который был предназначен для жилья на пять лет.  Но мы живем здесь уже 23 года».

«Дерево уже сгнило, по всему кварталу размножаются мыши и крысы. В очереди по получению жилья мы 45-е. Хоть бы дали нам квартиру, чтобы сын с невесткой там жили».

«Муж уезжает на заработки в Россию. В зимние месяцы, когда возвращается, работает в котельной спитакской полиции и получает 60 000 драм (125 долларов США). Он участник Карабахской войны».

«Я не работаю. Еле-еле сводим концы с концами. Мы никогда не сможем купить себе квартиру. Сейчас у нас появилась надежда, что новые власти частично смогут решить наши житейские проблемы».

Земфира и ее семья в момент землетрясения жили в Спитаке, в квартире на третьем этаже пятиэтажного жилого дома.

«У нас было трое детей. В этот день, мой старший сын, которому было 9 лет, был в школе. Младший сын спал в колыбели. А я с дочерью, Наирой вышла в магазин, чтобы купить молока для малыша».

«Мы вышли из подъезда и не успели сделать и нескольких шагов, как я почувствовала, что земля уходит из-под ног. Обернулась и увидела, что здания уже нет».

«Я не понимала, что происходит. Старший сын в школе, младший в колыбели. Я металась, не знала, куда пойти. Сказали, что школы уже нет, сравнялась с землей. Я с ума сходила, не знала в какую сторону идти, кого искать, как помочь».

«Муж работал на спитакском сахарном заводе. Он в минуты землетрясения вышел из завода и по иронии судьбы остался жив, как я и наша дочь».

«Проходят часы и начинаются спасательные работы. Мой девятимесячный сын Сако четыре часа оставался под панелями. Панель упала на колыбель под наклоном, укрыла ребенка и Сако чудом остался жив».

«Когда подняли панель, он лежал в колыбели и плакал. Камушком был исцарапан лоб, а так он был цел и невредим. Я прижала его к груди и плакала, это было необъяснимое чувство, вы не представляете, что я пережила в эти минуты».

«После спасения Сако, мы пошли в сторону школы, которой уже не было. У меня была надежда, что мой сын Оганес тоже жив. Вокруг обломки, руины, пыль, люди очумелые, каждый ищет своих родных».

«Вдруг я увидела ноги моего сына, которые торчали из-под панели, я их узнала. Я потянула за ноги, они остались у меня в руках. Панель упала на него и все, лица не видно. Я кричу, плачу, как его достали, это ужасные переживания, даже не хочется вспоминать. Если бы я с девочкой не вышла из дома, то мы тоже не спаслись бы».

Рита Согомонян, 60 лет, Немецкий квартал

«Я была на кухне, почувствовала движение, не поняла, что творится, только увидела, что все потерялось в пыли. Я быстро вошла в гостиную, мои двое детей сидели на диване. Я взяла их обоих на руки и выбежала во двор и велела им идти в сторону сада».

«Затем я вернулась в дом, мой младший сын спал в спальне, хочу идти вперед, но все качается и плывет. Еле-еле добралась до спальни, забрала ребенка и иду обратно на улицу, все плывет и качается. Считанные секунды, я выбралась из дома — и он рухнул у меня на глазах».

Рита Согомонян говорит, что незадолго до землетрясения они получили квартиру и должны были переехать в нее — до этого они жили с родителями ее мужа. «В это время муж жил в квартире, которую мы получили, он там делал ремонт, так и остался под обломками и погиб».

«Два года я прожила в доме моих родителей в селе, затем через два года мне предоставили этот домик в 42 кв. метров. Здесь выросли мои трое детей: Овик, Алекс и Гаяне. Здесь прошли мои лучшие годы. Здесь растут и мои внуки».

«Живем, как отшельники, ничего здесь нет, — только жители и эти домики. Жители уже адаптировались, другого выхода нет. За эти тридцать лет несколько раз ремонтировали [дом], по нашим обоям видно, сколько раз, но дерево сгнило. Немцы построили эти домики на пять лет, а не на всю жизнь»

«В 2011 году нам предоставили двухкомнатную квартиру, мой старший сын с семьей переехал туда, а то все вместе жили здесь. У каждого из моих сыновей по два сына. Мои сыновья выросли в этих домиках, и почему мои внуки должны платить за то, что 30 лет назад произошло землетрясение? Дочь вышла замуж и перебралась в Ереван».

«Я никогда не работала, некому было присматривать за детьми. С горем пополам вырастила их без мужчины, получала пенсию, пособие, гуманитарную помощь».

«Этот квартал построен у оврага. Зимой здесь очень холодно, ветер срывает крыши  домов. Сколько ночей я спала в обнимку с детьми и с дрожью в сердце. Когда темнеет мы не выходим, мы отрезаны от города, [здесь] очень опасно».

«Сын уезжает на заработки, так и живем. Не хватает — берем в долг в магазинах, потом возвращаем. Зимой в домике очень холодно, Употребляем около пяти кубометров древесины, которая стоит примерно 100 000 драм (200 долларов США). Я не представляла, что переживем землетрясение, что жизнь будет продолжаться, но пережили».

«В доме сырость, под окнами влажно, постель зимой почти мокрая, от этого еще холоднее. Представьте, сколько надо топить, чтобы было тепло, чтобы можно было просушить заплесневелые стены, просто невозможно».

Армен Минасян, 39 лет, Итальянский квартал

«Мы — то поколение, которое мало что помнит про то время. Мне было девять лет, жене три года. Помню, все было разрушено, мы потеряли родных и близких».

«После этого начали жить в каком-то домике. Мы выросли в этом домике, теперь наши дети растут здесь. В этом итальянском квартале нам предоставили жилье 14 лет назад, до этого жили в другом домике».

«С первого взгляда вам кажется, что все хорошо, красиво, но в реальности  этот домик — очаг болезней. У меня трое детей, и все они периодически болеют воспалением легких. У всех членов нашей семьи болит спина — это от влажности».

«Здесь долго жить — преступление, потому что влажность в доме очень высокая. Стены герметически закрыты, не дышат, вода прямо течет по стенам. Если бы [дом] был из дерева, ничего, сгнило бы, но дышало б, а здесь все построено из пластика и собрано резиной».

«Стены очень тонкие, топим дровами, за всю зиму покупаем девять кубометров древесины. В этом квартале почти у всех жителей проблемы с легкими. Здесь как в аквариуме, все время дышишь влажным воздухом, […] вирусы организм принимает быстро».

«Хотим купить дом, на государство не надеемся. Но не могу оформить ипотеку. Я выезжаю на заработки уже 15 лет. Банк требует справку с места работы о средней зарплате, откуда предоставить. А заработанных денег еле хватает на пропитание, не могу экономить на дом».

«Шесть-семь месяцев в году я провожу в Адлере, там работаю на строительстве. 15 дней, что вернулся. Семью не беру с собой, траты много, а я столько не зарабатываю. Здесь почти все мужчины идут на заработки, потому что здесь нет работы для мужчин. Если бы [в Спитаке] была работа с заработком 150 000 драм (300 долларов США), я бы не поехал [на заработки]».

«15 лет уезжаю  [из страны], [встречаю] разные трудности, опасности. Приезжаю, дети меня не узнают, я не вижу, как они растут. Вы не представляете, часами сижу с детьми, чтобы понять их характер, их интересы. Так долго не бываю дома, что полноценно не знаю своих детей».

«В Спитаке двухэтажный пятикомнатный собственный дом можешь купить за 13 000 долларов. Вроде хорошая цена, но это тоже для нас непосильна. Дома недорогие, просто денег нет…»