Become an OC Media Member

Support independent journalism in the Caucasus: Join today

Become a member

Голос из Гурии | «Цены на лекарства сумасшедшие. Разве это не репрессии?»

11 мая 2018
Русудан Челидзе (Нино Баидаури / Women of Georgia)

Русудан Челидзе, 80 лет, Земо-Бахви, Гурия

 «Вряд ли можно назвать детством то, что мы пережили. Нас было только двое, и никого больше в этом мире».


«Я села под дерево и заплакала, потому что мамы больше не было»

Женщины в Грузии часто обделены правом голоса. Их мнения, мечты, стремления и достижения часто зациклены и вращаются вокруг мужчин. Проект «Женщины Грузии» дает героиням возможность высказаться и рассказать обо всем своими словами. Мы собрали 150 различных историй со всей страны. На протяжение нескольких месяцев OC Media будет публиковать их на английском и русском языках. Ниже о себе рассказывает Русудан Челидзе.

Обоих моих родителей репрессировали [1937-1938]. Они сослали отца и арестовали мать. Тогда все так работало — устраняли всю семью. Отца обвинили в том, что его брат был беженцем во Франции. Дядю заранее уведомили, что он попал в «черный список» и его могут арестовать. Поэтому он бежал. После он писал, что перебрался через Турцию. Его друзья были представители Первой республики, они помогли ему добраться до Франции. Там он и умер, похоронен на кладбище Левиль-сюр-Орж.

Они говорили отцу, что если его брат находится за границей, то ему нельзя доверять, он не подходит для коммунистической партии. Мой отец был богатым человеком и всегда помогал другим. Он и несколько других мужчин раздавали деревенским жителям семена. Он занимался благотворительность, вероятно, поэтому его и выслали. До места назначения отец так и не добрался. Сердце не выдержало. Он умер по дороге. Его похоронили в Уфе.

Мама работала секретарем в торговом центре. На нее донесли после ссылки отца, а затем арестовали. После двух лет в тюрьме она вернулась к нам с больными костями. Вскоре умерла в муках. Тогда я жила с родственником. Они отвезли меня в деревню Бахви. Я была очень маленькая и особо ничего не понимала, но так нервничала, что постоянно щипала себя. Затем села под дерево и заплакала, потому что мамы больше не было.

«Я даже вспоминать не хочу»

Это происходило в 1937-1938 годах. Мы с сестрой были очень маленькие. На фоне происходящего у нашей бабушки, которая жила тогда с нами, случился сердечный приступ и она тоже умерла. Остались мы вдвоем сиротами. О сестре заботился один наш сосед, меня дальние родственники увезли в другую деревню. Конечно, я благодарна этим людям, но чего мне это стоило — было тяжелое время, мы целыми днями работали, а иногда я и по голове получала. Там были настолько бесчеловечные условия, что даже вспоминать не хочу.

В деревне, где я жила, была только начальная школа. Потом продолжила учебу в школе в деревне Бахви. Там я и встретилась со своей сестрой, и мы решили жить вместе. Я убежала от родственников, сестра — от соседей. Мы поселились в родительском доме. До этого его сдавали разным людям. Его разграбили, намусорили, там почти ничего не осталось. Мы собирали вещи. Люди отдавали нам веники, ведра. Так мы и расчистили его. Мне тогда было 13 лет, моей сестре — 14. Мы начали жить одни.

У нас был большой сад, где росло много винограда, фруктов, орехов. Мы все это продавали. Глава деревни был настолько хорошим человеком, что открыл в нашем доме детский сад и платил нам арендную плату. Детский сад закрывался на зиму, когда не было сезона чая. Тем не менее, они оставляли мебель в одной из комнат и продолжали платить аренду зимой. Благодаря этому у нас хоть какие-то деньги были на еду. Родительский дом вскоре развалился. Здание в котором я живу сейчас, чуть позже построил мой муж. Но он находится в том же дворе, мы лишь немного изменили местоположение.

«Люди из репрессированных семей могли быть только чернорабочимы»

Русудан Челидзе (Нино Баидаури / Women of Georgia)

Мы были совершенно одни. Даже двери дома всегда были открыты, мы ничего не боялись. Никто нас и не пугал никогда. Наоборот, все только помогали. Деревня помогла нам выжить. Так мы и выросли вдвоем благодаря поддержке деревни и друг друга. Мы закончили среднюю школу. Сестра поступила в университет, закончила филологический факультет и работала по профессии. Я не могла продолжить учебу, сестре нужны были деньги, чтобы жить в Тбилиси. Поэтому я взялась за работу и помогала ей, как могла. Позже я окончила одногодичный курс по управлению в Озургети.

У меня были некоторые проблемы с поиском работы. Сначала мой сосед предложил мне работу машинистки в колхозе на неполный рабочий день, однако председатель не одобрил мою кандидатуру. После окончания курса я быстро нашла работу, но проблемы все равно были из-за того, что я была ребенком из репрессированной семьи. Официально меня наняли уборщицей. Люди из репрессированных семей могли быть только чернорабочими. Неофициально я много лет работала клерком в школе и в музыкальной школе имени Давида Андгуладзе.

«Молодость мне никто не вернет»

Русудан Челидзе (Нино Баидаури / Women of Georgia)

Я определенно не скучаю по Советскому Союзу, потому что русские всегда был обидчиками. Я скучаю по условиям. С возрастом чувствую себя более репрессированной. Раньше нас все жалели, сейчас постоянно делают акцент на том, что мне 80 лет. Например, в банке спрашивают мой возраст и выясняется, что для таких как я существуют ограничения и мне не могут выдать 2-3-месячные кредиты. Это происходит повсеместно — каждый день напоминают, что мне 80, и я бесполезна. Даже правительство — неужели им сложно увеличить пенсию хотя бы на 10 лари (4 доллара США) и купить лекарства для нас. Цены на лекарства сумасшедшие. Разве это не репрессии?! К счастью, у меня есть дочь и очень хороший зять, который работает, и если бы не они, я бы до этого момента не дожила. А что делать тем, у кого нет детей? Никто не обращает внимание на деревенских жителей. Сельхозработники кормят страну и работают, если есть возможность. Однако никто не одолжит мне деньги, чтобы ухаживать хотя бы за одним гектаром земли, скоте и хозяйстве.  Я могу и до сих пор работаю в своем огороде.

Я нигде не ощущаю государственную поддержку. Однажды мне сказали, что я могу обратиться в свою поликлинику, так как там действует госстраховка. Я пошла туда, а мне сказали, что у них нет глазного врача и ЛОР-а. Пожилым людям именно эти врачи и нужны, а что еще? Молодость мне никто не вернет. Я пошла в другую поликлинику, где мне сказали, что я у них не прописана, поэтому придется заплатить. Хорошо, заплачу, но потом нужно стоять в очереди за документами, потом — в очереди к врачу. Невозможно это вынести. На это могли уйти годы. Я не выдержала и ушла. Врачи мне больше не нужны. Что это за жизнь? Я гражданка Грузии, живу в этом регионе, почему я не могу пойти к тому врачу, к которому хочу? Что это за закон? Неужели так во всех странах? Из-за этих проблем я ни одного тетри госстрахования не потратила. Они не предоставляют мне того, что нужно.

Над партнерским материалом работала Ида Бахтуридзе. Впервые статья была опубликована на Women of Georgia 30 апреля 2018 года.