Суфьяна (имя изменено) ждала многообещающая карьера и жизнь. Всё изменилось, когда он сдал своё начальство в Министерстве капитального строительства Кабардино-Балкарии, рассказав ФСБ об их многомиллионных хищениях из бюджета.
«Я родился в конце 1960-х годов и в молодости считал, что живу в самой справедливой и самой счастливой стране на свете. Если бы кто-то в то время сказал мне, что к 50-ти годам я превращусь в безработного и практически одинокого инвалида, я бы просто рассмеялся ему в лицо».
«С детства я не нуждался практически ни в чём. Иногда я тосковал по своему отцу. Он ушёл от нас с мамой, когда я был ещё младенцем. Но её любви и заботы хватило бы и на десятерых. Мама занимала высокие должности в республике и в эпоху тотального дефицита обеспечивала меня всем, что в глазах молодых людей того времени считалось престижным — импортной одеждой и игрушками, редкими книгами и пластинками, поездками на дорогие и далеко не всем доступные советские курорты».
«На излёте эпохи СССР я окончил экономический факультет и по протекции мамы поступил на работу в Министерство капитального строительства Кабардино-Балкарии. Впереди меня ждала карьера, богатство и все прочие сопутствующие этому приятные вещи. Я был абсолютно в этом уверен!».
«С людьми, оперирующими такими суммами, шутки плохи»
«У меня всё складывалось прекрасно. Карьера шла в гору, я дорос до помощника министра, женился, появились двое детей, мама продолжала работать и во всём нам помогала».
«Я полностью доверял своему начальнику, заместителю министра, и считал его кристально честным человеком. У нас были приятельские отношения. Он часто заходил ко мне в кабинет, и за чашкой кофе мы обсуждали с ним проблемы, связанные с работой или семейной жизнью».
«Однажды после одного из таких визитов он забыл у меня на столе папку с документами. Я обнаружил это уже после того, как шеф уехал домой, не удержался и решил заглянуть в неё. Всё-таки это не личные письма, а рабочие документы, и ничего страшного нет в том, что я их просмотрю, думал я».
«В папке оказались документы, свидетельствующие о многомиллионных на тот момент (сейчас это, наверное, миллиарды рублей) махинациях не только моего шефа и министерства республики, но и людей, возглавлявших различные региональные ведомства. Это была “чёрная бухгалтерия”».
«Сказать, что я был разочарован своим начальством — не сказать ничего. Сначала я испугался, но потом решил сделать копии этих документов и сохранить их у себя как страховку на непредвиденный случай».
«Я не собирался никого шантажировать — понимал, что с людьми, оперирующими такими суммами, шутки плохи. Это была бомба, которая, взорвавшись, похоронила бы не только моего шефа и всё вышестоящее начальство, но и меня самого».
«Каким же я был наивным»
«Через пару месяцев мать сказала мне, что мой начальник вступил с ней в конфликт по поводу каких-то квартир, которые должны были достаться то ли многодетным семьям, то ли ветеранам войны, сейчас уже не помню. Этот конфликт затронул интересы людей из «высших» республиканских сфер».
«Мы с мамой носим разные фамилии. Возможно, поэтому, мой шеф не подозревал, что мы — семья. Иначе я не могу объяснить его неосторожность с той папкой, забытой им у меня в кабинете».
«У моего шефа нашлись покровители в руководстве республики, которые были «в доле» от этих махинаций. Я сейчас не могу называть их фамилий: многие из них до сих пор у руля. Но эти люди вынудили мою мать, которая тогда занимала ответственный пост, написать заявление об уходе на пенсию «по состоянию здоровья».
«Я был взбешён из-за того, как обошлись с матерью: насколько я знал, она никогда не нарушала закон. Да, она пользовалась определёнными льготами и возможностями, которые полагаются людям, занимающим высокие посты в правительстве, но, насколько я был в курсе, никогда не нарушала законов. Мама — человек советской закалки, честный коммунист, если вы понимаете, о чём я говорю».
«Вся наша семья, состоявшая на тот момент из пяти человек, жила в обычном многоэтажном доме, в двухкомнатной квартире. У меня не было личного автомобиля, хотя все мои подчинённые уже давно разъезжали на дорогостоящих иномарках».
«Испытывая жгучую обиду за мать, я решил применить своё «секретное оружие» и сделать «чёрную бухгалтерию» своего шефа достоянием компетентных органов. Каким же я был наивным человеком!».
«Я рассказал о чёрной бухгалтерии профильным силовикам, но, несмотря на все заверения о том, что моя анонимность будет обеспечена, произошла утечка информации. Кто-то, как выяснилось позже, сообщил обо мне членам клана моего шефа. Мой шеф вынужден был скрыться и уехать из республики».
«Выстрелов я не услышал»
«В тот осенний день, закончив работу, я возвращался домой пешком. Я зашёл в наш двор и перед тем, как подняться к себе в квартиру, решил немного посидеть на скамейке у подъезда».
«Я сидел и курил, когда увидел легковую машину серого цвета. Она медленно катила по дорожке, соединяющей наш двор с автомобильной трассой. Внезапно автомобиль остановился, заднее стекло опустилось, и на фоне темного салона сверкнуло пламя».
«Выстрелов я не услышал. То, что стреляют именно в меня, я понял, когда почувствовал несколько сильных ударов в область живота».
«Ещё помню, как из авто выбрался человек в тёмной куртке и чёрной шапочке, быстро подошёл ко мне [и] ещё раз выстрелил мне в голову. Потом я узнал, что в голову он стрелял дважды. Дальше — темнота».
«Произошло чудо — два контрольных выстрела в голову своей цели не достигли. До сих пор друзья надо мной подшучивают: “Два выстрела в голову, но мозг не задет”».
«Эксперты сказали, что их сделали из маломощного пистолета — это и спасло. Одна из двух пуль срикошетила от моего черепа, оставив лишь вмятину, а вторая пробила лицевую кость и вышла сзади через шею».
«Три пули вошли в живот и в нескольких местах пробили кишечник. Если бы в меня стреляли не в моём дворе, я вряд ли бы с вами сейчас разговаривал. Спасла именно близость к дому.
«Соседи тут же вызвали “реанимобиль”, через несколько минут хирург уже извлекал из моего живота пули».
«Через несколько месяцев мне сделали вторую операцию — уже в Москве, и только после неё я понемногу пошёл на поправку».
«Держи свой язык за зубами»
«За это время власть в республике поменялась, и мой бывший шеф смог вернуться в Кабардино-Балкарию. Теперь у власти находились люди из его клана. Обо мне они не забыли».
«Оставив детей на моё попечение, от меня ушла жена. Я всё ещё не до конца восстановился, но решил всё же выйти на работу. Я уже не мог занимать прежнюю должность помощника замминистра и стал работать инспектором по строительству в Баксанском районе Кабардино-Балкарии».
«Я ездил на работу с одним из напарников, проверял объекты, заполнял нужные документы и вечером, обессиленный, возвращался домой — в Нальчик».
«Люди, которые в своё время «заказали» меня киллерам, один за другим возвращались к власти. Я думал, что моя судьба их уже давно не интересует, да и не общался я уже ни с кем из руководства».
«Но мои враги и мой бывший шеф, который теперь занимал высокую должность в аппарате президента республики, держали меня в поле своего зрения. Так вышло, что я сам спровоцировал их на активные действия, рассказывая друзьям и знакомым о моих злоключениях. В один из дней меня похитили».
«Я шёл по улице, когда ко мне подскочили двое спортивного вида парней. Они ловко скрутили меня, бросили на заднее сидение джипа и натянули на голову мешок. Ехали мы минут двадцать, и всё это время меня били по голове и по лицу».
«Потом машина остановилась, меня выбросили на землю, поставили на колени и сорвали мешок с головы. Люди, которые всё это проделывали были в чёрных масках с прорезями для глаз и рта».
«Меня приволокли к свежевырытой яме и, удерживая руками за шею, спросили: «Хочешь туда?». Я ответил, что не хочу. «Тогда, — сказал один из них, — держи свой язык за зубами. Больше предупреждений не будет!».
«На меня опять натянули мешок, ударили в лицо и бросили возле той ямы. К вечеру, грязный и избитый, я добрался домой, а на следующий день написал заявление об уходе по состоянию здоровья. Я прекрасно знал, что теперь мне не дадут работать».
«На следующий день, собравшись с духом, я пошёл в республиканское управление ФСБ и рассказал обо всём, что со мной случилось. Реакции нет до сих пор. Такое ощущение, что у моих врагов и там есть свои люди».
«Просвета не видно»
«Сегодня власть в нашей республике в очередной раз поменялась, но многие мои недоброжелатели по-прежнему работают в «высших сферах». Из-за недостатка денег мы с матерью и двумя детьми продали квартиру в Нальчике и переехали в Баксан, где жизнь немного дешевле».
«У моей мамы довольно хорошая пенсия, но большая её часть уходит на лекарства — мне и ей, на оплату образования детей и на коммунальные услуги».
«Я стал инвалидом и получаю крохотную пенсию — 8 тысяч рублей (125 долларов США) [в месяц]. На работу меня нигде не берут – кому нужен инвалид? Матери уже почти 80 лет».
«Несколько месяцев я проработал учителем географии в одной из баксанских школ, но из-за проблем со здоровьем пришлось уйти и оттуда».
«Так и живу. Просвета не видно».
«Живу мечтой о том, что дети, отучившись и получив профессию, смогут уехать из этой страны и зажить достойной жизнью где-нибудь в Европе. Здесь им всё равно житья не будет».