56-летняя Инга Синдеева стала фостерной (от англ.  to foster — заботиться, воспитывать, далее — приёмная) матерью восемь лет назад и сейчас воспитывает троих приёмных детей. Женщина рассказала OC Media о том, с какими радостями и трудностями она столкнулась, выбрав путь приёмного материнства в Грузии.

«Я родная мать двоих уже взрослых детей и приёмная мать для троих. За последние восемь лет два мальчика и девочка, оставленные их родителями, стали частью нашей семьи». 

«Они находятся в моей семье по договору с государством. Они официально будут жить со мной до их восемнадцатилетия — но это не значит, что после совершеннолетия они окажутся на улице. Нет! Сейчас у меня есть масса возможностей помочь моим детям реализовать себя и достичь всего, чего они хотят». 

«Я хочу сделать всё возможное, чтобы хоть как-то возместить им то, что с ними произошло, и за то, как с ними обращались их близкие родственники. У каждого из них своя личная трагическая история. Несмотря на то, что они ещё очень молоды, им пришлось пройти через многое в своей жизни». 

Личные трагедии

«Лука появился у нас в 2013 году, он стал первым ребёнком, которого взяла на воспитание наша семья. С рождения он был сильно болен: у него проблемы со зрением и порок сердца. Но вначале я и понятия об этом не имела». 

«Когда я забрала его, двухмесячного малыша, у него не было никаких документов, только свидетельство о рождении, на котором даже не стояло идентификационного номера, так как его мать сбежала из роддома, не написав отказа от ребёнка. Так его и передали в детский дом». 

«Позже одна женщина взяла его к себе и, по-видимому, узнав, что у ребёнка были проблемы со здоровьем, решила отказаться от Луки». 

«В тот момент подошла моя очередь взять ребёнка к себе на воспитание, а та женщина отдала Луку мне в руки, не сказав ни слова о его здоровье». 

«Когда Луке было четыре месяца, я играла с ним погремушками в кроватке, но потом заметила, что он реагирует только на звуки, которые слышит, но не поворачивает глаза, а лишь смотрит в одну точку». 

«У мальчика был порок сердца, а когда я узнала, что он почти не видит, мне стало очень страшно, и мы сразу же стали искать способы вылечить его». 

«Однажды он мне сказал: "Мама, я ведь не буду слепым? Я не хочу быть слепым. Я видел по телевизору, как слепые люди ходят, я этого не хочу"». 

«Врачи не могли гарантировать, что он когда-нибудь сможет видеть, но благодаря довольно сложной операции, слава богу, удалось восстановить 65% зрения». 

«Второй ребёнок, Нино, оказалась у нас, когда ей было пять лет. У неё настолько ужасная и душераздирающая история, что на протяжении  почти четырёх лет мы водили её к психологам, чтобы помочь ей восстановиться». 

«Родной брат её изнасиловал, а дедушка домогался. Насколько я знаю, её брат, которому тогда было 14 лет, привёл своих друзей и вместе с ними изнасиловал девочку». 

«Мы прошли через трёх психологов. Я постоянно пыталась найти кого-то получше, чтобы помочь Нино забыть тот кошмар, через который ей пришлось пройти. Сегодня можно сказать, что она чувствует себя намного лучше». 

«Третий ребёнок, Саба, появился в нашей семье случайно. В тот день, когда я познакомилась с биологической матерью Сабы, я взяла Нино на встречу с её [биологической] матерью в центр социальной помощи. Пока я ждала Нино, я увидела молодую девушку лет 20 с ребёнком на руках, завёрнутым в одеяло с ленточкой». 

«Я спросила её, почему она пришла в учреждение, и она сказала, что хочет оставить ребёнка. Она рассказала мне, что сама выросла в детском доме, а потом её тоже взяли в приёмную семью. Но у неё не было возможности растить собственного ребёнка». 

«Всё время, пока мы разговаривали, ребёнок не переставал плакать на её руках. Как выяснилось, она приехала в центр прямиком из роддома, чтобы его оставить. Ребёнок был голоден весь день —  она держала в руках детскую бутылочку, но в ней была только вода». 

«Она вдруг спросила, могу ли я взять его к себе на воспитание. Меня это застало врасплох, у меня уже было двое приёмных детей, и я не знала, разрешит ли мне государство взять ещё одного. Но я в итоге решилась на это, и теперь Саба стал большой частью моей жизни. Несколько лет назад я снова случайно встретила его биологическую мать в церкви, она тогда сказала, что не хочет контактировать с Сабой, так как "он больше не её сын"». 

«Теперь они растут все вместе. У каждого из них есть своё личное пространство. Мальчики живут в одной довольно просторной комнате, а у Нино своя отдельная комната со всем необходимым. И несмотря на то, что у них существенная разница в возрасте, Нино постоянно играет с мальчиками, они очень любят друг друга — меня это безумно радует». 

«Государство забыло о них» 

«Когда Луке было два с половиной года, ему сделали операцию на сердце». 

«Самой большой проблемой была высокая стоимость операции — почти ₾19,000 ($6000). Правительство профинансировало операцию, и мы спасли его жизнь. Но после этого помощь прекратилась». 

«Помощи с анализами и послеоперационным восстановлением мы ни от кого не получали. Каждый анализ Луки стоит около ₾500 ($160), а их приходится делать довольно часто». 

«После операции я взяла кредит, чтобы обеспечить ребёнка всем необходимым, включая анализы и лекарства. Я уже готовилась к тому, что банк может мне отказать в кредите, и мне придётся заложить наш дом. Но я бы сделала всё, чтобы спасти Луку». 

«У меня много финансовых проблем после того, как я взяла детей на воспитание, но, слава богу, моя семья поддерживает меня и детей, поэтому нам не нужно каждый раз просить о помощи, не приходится выпрашивать каждый лари». 

«Сейчас государство выделяет мне ₾450 ($145) в месяц на каждого ребёнка [...], но как этого может хватать на детей, которым так многое необходимо?» 

«Это ведь не так сложно, вы [государство] можете подарить им сладости или выделить билеты на новогодние представления? Билеты в музей, зоопарк, или в другие места». 

«Но нет. Государство забыло о них». 

Имена детей были изменены.