Черкешенке Шазии Нух 86 лет. В 2011 году, во время конфликта в Сирии, она бежала из Сирии в Кабардино-Балкарию, на родину её предков. Почти все её близкие погибли в ходе бомбардировок Алеппо. У Шазии нет никаких доходов и своего жилья.

«Вид на жительство в России я получила в 2016 году. Получения гражданства должна ждать, как минимум, еще шесть лет. Дадут или не дадут — большой вопрос. Даже если и дадут — что из этого может последовать. Все равно работы, а значит и своего, пусть маленького дохода, у меня не будет. Да и не смогу я уже нигде работать — возраст!»

«Я здесь не совсем одна. В Кабардино-Балкарии живет моя племянница, которая переехала сюда, в Нальчик, из Сирии еще до войны. Она зовет меня к себе, но они сами живут очень плохо — пять человек ютятся в однокомнатной квартирке. Я, конечно, отказалась. Чем могут они помогают: еду привозят, навещают, но и это для них обременительно».

«По приезде сюда, в Нальчик, меня и еще несколько семей разместили в санатории «Дружба», где было относительно комфортно, но вскоре нас оттуда выселили, предоставив комнаты беженцам с украинского Донбасса».

«Здесь не было ничего — ни дверей, ни сантехники, ни полов»

«Местные власти в рамках помощи репатриантам выделили мне комнатушку в полуразвалившемся санатории. Комната была в ужасном состоянии: потолок осыпался, на стенах был грибок, туалет и ванная отсутствовали». 

«Однажды, после дождя, потолок и вовсе провалился, и державшая его деревянная балка рухнула прямо на мою кушетку. К моему счастью, я в тот момент была уже на ногах, а не лежала, как обычно. После этого меня подселили к другой семье, и лишь спустя какое-то время дали вот эту комнату».

«По всей видимости, это помещение много лет простояло без ремонта [...] Одним словом, здесь не было ничего — ни дверей, ни сантехники, ни полов. Все ремонтировали сами, помогали и волонтеры».

«Сейчас здесь хотя бы можно спать, можно кое-что готовить на маленькой электроплитке. Из обстановки — кровать, маленький столик, шкафчик, которые тоже подарили добрые люди». 

«Сейчас я хочу только одного — переехать из этого места в однокомнатную квартиру. Пусть это будет государственная квартира и после моей смерти её передадут кому-нибудь ещё, тем более, что мне недолго осталось жить». 

«Просто хочу дожить, как человек, хочу иметь возможность пользоваться ванной, стирать и сушить одежду, что-нибудь приготовить. Хочу утром видеть солнце в окне. А сейчас мне стыдно кого-то позвать даже на чашку чая!»

«Если бы было куда возвращаться, я бы вернулась»

«Мы все мечтали вернуться на родину предков — и отец, и мама, и братья с сестрами. Мечтали и думали, что подкопим денег, чтобы можно было купить в Кабарде дом и нормально устроиться, и переедем. Теперь смешно и горько об этом даже вспоминать!» 

«Если бы было куда возвращаться, я бы вернулась, не раздумывая. Там, в Алеппо, до войны у меня было всё: красивый, богато обставленный, добротный дом, родные, любящие и любимые мной люди. Все члены моей семьи работали и хорошо зарабатывали. У меня было два автомобиля». 

«В Алеппо я работала воспитательницей в детском саду. В отличие от Кабардино-Балкарии, в Сирии работа воспитателем или учителем считается престижной и хорошо оплачивается». 

«Там я чувствовала себя защищенной — и родней, и государством. Конечно, были и те, кто жил похуже нас, но нищих и беспризорных людей я не видела. Не знаю, кому была нужна эта война. Мы работали, жили и никогда не думали о политике». 

«Всё это рухнуло в одночасье. Наш город, наш дом, всю нашу жизнь кто-то решил уничтожить, стереть с лица земли, — и вот я здесь. Может, мне было бы намного легче, если бы не память о былой благополучной жизни, которую я вижу в своих снах. А потом просыпаюсь и вижу эти стены, и жить не хочется».

«Спасибо местным ребятам, которые привезли телевизор и установили спутниковую тарелку. Благодаря телевизору, единственному моему развлечению, могу смотреть передачи на арабском языке. Из этих телепрограмм понимаю, что, несмотря, на относительное затишье в Сирии, война там скоро не закончится».

«Все мои мечты очень быстро превратились в пыль»

«Я не думала, что родная земля окажется для меня такой негостеприимной. По дороге сюда — сначала на перекладных до турецкой границы, а затем на самолете в Россию – я все мечтала: вот приеду в Кабарду, на родину моего прадеда, меня встретят любящие соотечественники, помогут как-нибудь устроиться». 

«Все мои мечты очень быстро превратились в пыль. Никому мы здесь не нужны».

«Последние сбережения я потратила на оформление выезда и на тяжелую дорогу из Сирии, на необходимые для въезда в Россию документы и оформление вороха бюрократических бумаг. Теперь я нищая, и думаю, что лучше бы мне было умереть там, в Алеппо, хотя и там у меня уже ничего не осталось — ни родных, ни дома». 

«Мои брат и сестра, которые жили вместе со мной в Алеппо, погибли во время бомбардировок, а от нашего прекрасного дома осталась лишь груда покореженного железобетона. Их дети вместе со своими семьями уехали с началом первых атак». 

«Чтобы отыскать их следы, я писала в Дамаск, старалась что-нибудь узнать через общих знакомых, посылала запросы и в официальные (асадовские) органы власти, и в лагеря сирийских беженцев в Иордании и Турции, но все напрасно. Думаю, что, в лучшем случае, они где-то скитаются, а в худшем — погибли, как и тысячи мирных сирийцев».

«Программы помощи репатриантам на черкесов почему-то не распространяются» 

«Здесь мне помогают или предлагают свою помощь и услуги, в основном, те, кто сам с трудом сводит концы с концами. От государства помощи нет». 

«Не раз местные жители предлагали мне поселиться у них. Помню одну женщину. Она в разводе с мужем, имея на руках двух маленьких детей и зарабатывая уборкой офисов и сбором фруктов, предлагала мне жить у нее. Но я не могу принимать помощь у тех, кто сам нуждается в помощи и заботе, не хочу быть добрым людям обузой». 

«Есть различные государственные программы помощи репатриантам, но на приезжающих из-за рубежа черкесов они почему-то не распространяются. Я, например, не могу получить здесь даже пособие по инвалидности. Для этого нужно проработать где-нибудь несколько месяцев, а кто возьмет на работу старуху, которой больше 80 лет?» 

«Хочу выразить благодарность тем, кто через социальные сети организовывает сборы денег в пользу репатриантов и тем, кто в них участвует. Время от времени я получаю таким образом средства и покупаю на них еду и лекарства».