Иракли (имя изменено) — 42-летний трансгендерный мужчина из Тбилиси (совершающий переход от женского, присвоенного при рождении, к мужскому гендеру). Он рассказал OC Media о том, как осознал свою гендерную идентичность и с какими проблемами он сталкивается, живя в Грузии.
«У меня с детства были мальчишеские повадки, и в 6 лет уже осознавал, что родился не в том теле».
«Детство у меня было спокойным, бегал по крышам, шалил и влюблялся. Но друзей не заводил: я всегда был «волком одиночкой».
«В 16 лет у меня был пик депрессии, которая сопровождалась самоуничтожением и [тем, что я злоупотреблял] алкоголем, таблетками. В том же возрасте я начал резать себе вены, так что шрамы видны до сих пор. Но у меня не было цели покончить с собой — я так успокаивался».
«Руки у меня до сих пор в плачевном состоянии. Когда мама увидела порезы, она подняла панику, хотела повести меня к врачу, но у неё не получилось: я не хотел».
«В том же возрасте я наглотался таблеток, но моя семья и сейчас не знает об этом — откачали друзья».
«Я был обижен на весь мир и на себя в первую очередь, а первым, что попало под руку, были разные транквилизаторы, которые тогда валялись «на каждой полке в каждом доме».
«В школе и колледже моя внешность, поведение и стиль одежды, конечно, привлекали непрошенное внимание окружающих. Когда все девочки бегали в платьях, я ходил в брюках, джинсах и костюмах».
«На тот момент у меня уже были девушки, но сохранить отношения не получалось, а из-за того, что я очень эмоциональный человек, меня эти “короткометражки” не устраивали. Вот депрессия и усугублялась».
«В день моего 18-летия выпивший я сказал маме: “Знаю, тебе не нравится, но я сделал выбор и мне нравятся девушки”. Потом был месяц молчаливого бойкота».
«Она не разговаривала со мной все эти дни, хотя готовила завтрак, ухаживала и выполняла все материнские обязанности. Но делала это всё молча. Через месяц всё просто улеглось, она свыклась».
«К моей ориентации и гендерной идентичности дома относились лояльно. Всё обо мне знали мама, бабушка и дедушка, а с братом у меня натянутые отношения — он не принимает мой выбор, а теперь мы просто редко видимся, и проблем нет».
«В 19 лет я родил первую дочь»
«Отношения в моей жизни были не только с девушками. Были попытки изменить что-нибудь в себе и именно тогда появились мои дочери — биологически мои девочки. Старшей сейчас 22 года, а младшей — 18 лет».
«Я заметил, что окружающие начали смотреть на меня по-другому, когда мне было лет 18—19. Тогда и понял, что нужно выходить замуж или родить ребёнка, чтобы заткнуть всех вокруг».
«В то время у меня был друг, который любил меня на протяжении трёх лет, зная о моём отношении к девушкам».
«Он очень долго навязывался, а через три года я просто подошёл к нему и сказал: “Мне нужен ребёнок, если ты согласен. Но потом чтобы не было никаких претензий на отцовские права”. Тогда я официально вступил с ним в брак, но жили вместе от силы три недели».
«В 19 лет я родил первую дочь, и когда ей было почти два года, она мне сказала: “Хочу лялю”. В принципе, одного ребёнка в семье всегда жалко, поэтому я осознанно решил родить второго».
«У детей один отец. В то время мы уже не жили вместе. Тогда я ему позвонил и сказал, что мне нужен ещё один ребёнок и что на этом наши отношения заканчиваются. Он согласился».
«Хотя даже после рождения моих дочерей отношение окружающих не изменилось. Начались другие упрёки. Говорили, “для кого родила ребёнка, оставляет её маме, а сама шляется неизвестно где”. Никто не думал, что с 13 лет “шляюсь” на работе».
«Папа я весёлый и шумный. Характер у меня вспыльчивый, но быстро отхожу. С девочками проблем и вопросов никогда не было. Один единственный раз моя младшая дочь закатила истерику, когда узнала, что я начал трансгендерный переход. Она подумала, что для этого обязательна операция, и испугалась, что с папой может что-то случиться».
«Дорожная зебра, не более»
«Я очень долгое время не знал, что существуют трансгендерные люди, и думал, что я один такой. Тогда и интернет не был настолько доступен, как сейчас. Я нигде не мог получить объяснений о моём состоянии».
«В 2013 году знакомые предложили поехать в Украину на семинар трансгендерных людей — сказали, что так надо. По приезду участники семинара начали общаться между собой и пошли странные разговоры о каких-то переходах. А я не в зуб ногой, говорю ведь, не знал, что это значит».
«Все были в шоке, узнав, что я не принимаю гормоны — на тот момент для меня “переход” был дорожной зеброй, не более. Через две недели я привёз оттуда [из Украины] первую дозу [гормона] Омнадрена и колю его каждый 21-ый день с 33 лет».
«Больше восьми лет прошло, но каждый раз за несколько дней до укола чувствую слабость, давление начинает скакать, и настроение портится. После приёма гормона всегда [ощущаю] прилив энергии, но с настроением тяжко: всё равно часто меняется, и агрессия отступает только на 3-4 день».
«Я знаю, это самостоятельная [гормональная] терапия, но ходить к врачам чересчур дорого, кроме того, хорошего эндокринолога в Грузии я так и не нашёл» (Специалисты советуют трансгендерным людям начинать гормональную терапию только после консультации с эндокринологом. Неправильно подобранная терапия может быть чревата для здоровья человека — прим. ред.).
«Несмотря на то, что сейчас мой визуал полностью соответствует моему гендеру, о маммопластике я думаю серьёзно. Грудь очень мешает. В прошлом году, после уговоров моей девушки, мы поехали на море, и это был кошмар. Купаться приходилось в майке, которая липла к телу, из-за чего [я] привлекал к себе ещё больше внимания. Так что этот вопрос я решу обязательно».
«После того, как моя внешность начала меняться, особых проблем с друзьями и знакомыми не было, они уважают мой выбор. Но новые знакомые не знают о том, что я трансгендерный мужчина, кому какое дело?!».
«Оператор, указывая на меня, сказала, что “это” обслуживать не будет»
«Как не странно, но с агрессией сталкивался в основном до [начала] перехода. Были разборки, драки и судимость тоже. В той жизни я был судим за покушение на убийство».
«В 2001 году у меня была девушка, которая за 8 месяцев до наших отношений рассталась с полицейским, а он всё никак не хотел отставать от неё».
«Тогда я и моя девушка жили вместе, и её бывший любовник пришёл к нам домой абсолютно пьяный. Ломился в двери, матерился, после чего я вышел и завязалась драка. А у него при себе было табельное оружие. Ну и пока он достал пистолет, я успел взять нож... Ударил его четыре раза ножом. Но я об этом не жалею и на суде сказал тоже самое».
«В тот момент я ещё не знал, что в положении и жду второго ребёнка».
«На экспертизе установили, что я был в положении, когда порезал его, и вдобавок в состоянии аффекта. Во время следствия я неделю сидел в КПЗ (камере предварительного заключения — прим. ред.), но из зала суда меня выпустили на свободу. Мужчина, из-за которого я там оказался, жив, но по сей день хромает...».
«Бывали и другие проблемы. В 2006 году я со своей девушкой сидел в парке. Честное слово, мы ничего лишнего себе не позволяли. Просто сидели в обнимку».
«В последний раз, 8 лет назад, четверо мужчин избили меня так, что я две недели не мог встать. Я тогда только начал переход и визуально не выглядел так, как сегодня — просто шёл по улице с сигаретой в руке. Оказалось, что для пьяной компании, которая встретилась мне по дороге, это неприемлемо».
«Сложно сказать, была ли моя жизнь проще до перехода или после. В плане личных отношений тогда было легче, и с внешностью женщины начать встречаться с женщиной не было сложно».
«Но в плане бытовых вопросов с моей нынешней внешностью намного проще. Хотя трудностей всё равно вагон и маленькая тележка. 6 лет назад я подал заявление в Страсбургский суд для изменения гендера в документах, так как с этим вопросом в Грузии тяжко».
«В 2014 году, когда моя внешность ощутимо начала меняться, я поменял и имя. В Доме юстиции был интересный случай — я пошёл забирать готовые документы с изменённым именем и “очень внимательная” оператор, указывая на меня, сказала, что “это” обслуживать не будет, после чего попросила кого-то подменить её».
«В основном проблемы или неприятные ситуации связаны с документами, а своим визуалом я на данный момент доволен, он полностью соответствует моему гендеру и имени».
«Именно из-за проблем с документами я официально нигде и никогда не работал — выучился на маляра и 14 лет делал ремонты, там документы не проверяют. Но уже третий год я делаю камины».
«Все знают, что мы существуем»
«Тбилиси — очень маленький город, в котором все всё знают друг о друге. Я стараюсь жить тихо, мирно и спокойно, чтобы никого не беспокоить своим существованием и себе обеспечить спокойную жизнь».
«Что изменится от того, что квир-активисты заявляют о своей ориентации? Ну, побьют их ещё пару раз, но что потом? Я всегда сторонился активистской жизни, потому что за спиной у меня мама, дети и любимая женщина — зачем им создавать проблемы?!».
«Для меня шествия и агрессивное поведение квир-активистов из Грузии неприемлемы, потому что я знаю, какие проблемы они создадут себе. Мы ведь помним “метание стульев” во время прайда?!»
[Читайте подробно на OC Media: Аресты в Тбилиси во время противостояния квир-активистов с гомофобно настроенными контрпротестующими]
«Сегодня я уже живу отдельно от родных, и мне ничего не помешает пойти и встать рядом с активистами. Но для чего устраивать эти шествия, чтобы заявить: “Мы существуем”? Все знают, что мы существуем, а активисты добиваются дополнительного унижения».
«Я поддерживаю все их инициативы, кроме вот таких шествий. Выходить и кричать о том, что я вот такой и любите меня таким, какой я есть, странно. В первую очередь, люби самого себя — если не хочешь, чтобы у тебя были проблемы, не надо о них орать».
«Я никогда не бывал на прайде и не собираюсь. Говорю ведь, Тбилиси — маленький город, и мне совершенно не нужно создавать проблемы дочкам, маме и любимой женщине. Я только начал налаживать отношения с её сыном, который не знает, что я трансгендерный мужчина».
«А я очень надеюсь, что в скором времени смогу жениться на ней, и не хочу создавать непрошенные трудности».